Мы стоим рядом с машиной на парковке у церкви.

− Не знаю, что делать с собой, — грустно смеется. — Все эти месяцы казалось, будто ни на что не хватает времени, а сейчас… оно мне не нужно. — Бросает на меня взгляд: — У тебя сегодня то дело? Ну, чем ты занимаешься каждое воскресенье после обеда?

Челси заметила, что я исчезаю по воскресеньям, но никогда не спрашивала, куда. Может, ждала, когда сам все расскажу.

− Да, верно.

Понимающе кивает. На лице появляется смиренное выражение, и тут я спрашиваю:

− Не хочешь пойти со мной?

Вскидывает голову.

− Только… только если ты сам этого хочешь.

− Да, хочу кое с кем тебя познакомить.

Я держу Челси за руку, пока мы идем по коридорам Бруксайдского дома престарелых. Марьетта как раз выходит из комнаты судьи.

− Привет, Джейк, — широко улыбается.

− Привет, Марьетта. Как он сегодня?

− О, дорогой, сегодня у него чудесный день.

Вздыхаю с облегчением. Меньше всего мне хочется еще больше расстроить Челси, а общение с судьей в его плохие дни не для слабонервных.

Киваю и вхожу в палату, Челси следом.

Судья, в темно — синем свитере и рыжих слаксах, в этих уродливых коричневых лоферах, читает в кожаном кресле у окна.

− Привет, дружище.

Его лицо вспыхивает от удовольствия, глаза смотрят уверенно и восхитительно осознанно.

− Джейк! — Закрывает книгу и, встав, сжимает меня в крепких объятиях. — Рад тебя видеть, сынок. Как ты?

− У меня все хорошо, судья.

Взглянув на Челси, подмигивает.

− И я вижу, почему. — Протягивает ей руку. — Добрый день, милая. Меня зовут Аттикус Фолкнер.

Челси пожимает ему руку с широкой улыбкой.

− Я Челси Мак-Куэйд, приятно с вами познакомиться. Джейк столько мне о вас рассказывал.

− Уверен, насочинял всяких непристойностей, — подмигивает ей. — Присаживайтесь, присаживайтесь. Позвольте угостить вас чаем. Марьетта только что принесла чайник.

Устраиваемся с чашками, и судья говорит Челси:

− Вы настоящая красавица, моя дорогая.

Заливается румянцем.

− Спасибо.

− И я заранее прошу прощения, Челси, если скажу или сделаю что — нибудь, что вас смутит. В последнее время я… забываю все…

очень быстро и довольно часто.

Челси улыбается, и она прекраснее всех святых на витражах ее церкви.

− Не переживайте. Если вы что-то забудете, мы напомним.

Вот хоть убей, не понимаю, как Челси умудрилась прожить, не подавая регулярно заявки на запрет к ней приближаться. Не получая каждый день тоннами подарки, открытки и цветы. Потому что, глядя на нее и судью, удивляюсь, как все, кто ее знает, не влюблены в нее безумно и безнадежно.

Вечером, вернувшись в дом Мак-Куэйдов, отмокаем в огромной ванной в спальне Челси. Челси сидит передо мной, прижавшись спиной к моей груди, волосы убраны в высокий пучок, только несколько влажных прядок спускаются вниз, щекоча мне лицо.

Она молчит, лишь плеск воды о края ванны нарушает тишину.

− Что, если мы завтра проиграем?

Прижимаюсь губами к ее плечу.

− Мы не проиграем.

− Но что, если? Позволят ли… − голос надламывается. — Позволят ли мне увидеться с детьми? Навещать их? — поворачивается ко мне.

Тщательно подбираю слова:

− Я знаю людей, которые смогут выяснить, где находятся дети. И знаю других, которые делают документы — паспорта и тому подобное. Очень качественные. — Провожу пальцем по ее щеке. — Так что… если проиграем, я им позвоню. Ты снимешь все деньги, какие только сможешь, и вы просто уедете.

− Типа… в Мексику?

Усмехаюсь:

− Нет. Белоснежная кожа Мак-Куэйдов обгорит до хрустящей корочки под мексиканским солнцем. Может, в Канаду? Кто знает,

вдруг по — французски Риган заговорит быстрее.

Челси смотрит на меня не открываясь, ее глаза кажутся темнее обычного. Глубже.

− Ты бы сделал это для нас?

Ласкаю ее нежную щеку.

− Я бы сделал для тебя все что угодно.

Истинная правда, и она пугает меня до чертиков.

Вода выплескивается за край ванны, когда Челси, приподнявшись, опускается мне на бедра. Мы целуемся несколько минут, которые кажутся часами. Ее рука, нырнув под воду, ласкает меня, хотя я уже и так тверд и горяч. Затем Челси направляет мой член и опускается вниз, медленно и нежно. Обхватив ее руками, притягиваю ближе и целую груди, поигрывая языком с сосками. Она поднимает и опускает бедра, я двигаюсь внутри нее ровно и неспешно.

И когда, негромко всхлипывая, Челси кончает, а я взрываюсь с грубым стоном, я чувствую нечто большее, чем привычное наслаждение. Нечто особенное. Ничего подобного раньше не испытывал и, боюсь, больше ни с кем не смогу испытать.

Вода давно уже остыла, но голова Челси по-прежнему покоится на моем плече. Наконец мы выбираемся из ванны, вытираем друг друга и, крепко обнявшись, проваливаемся в сон.

Глава 24

В десять утра в понедельник мы с Челси входим в зал заседаний номер семь — А семейного суда округа Колумбия. Занимаем места за предназначенным для нас столом; Стэнтон, София и Брент садятся на первый ряд позади нас. Челси нервничает, но держит себя в руках. Я же? Собран и жажду победы. У меня всегда так. Никаких переживаний. Только вперед.

Адвокат, представляющий Агентство по делам детей и семьи, садится за стол через проход, слева от меня. Разглаживает юбку сшитого на заказ консервативного черного костюма. Эта рыжеволосая дама лет сорока выглядит почти так же уверенно, как я себя чувствую.

Судебный пристав объявляет о начале заседания. Входит судья, седая женщина в очках, и, судя по кружевному воротнику, поклонница Рут Бейдер Гинзбург . Все встают. Следуя протоколу, судья объявляет, кто кого представляет, затем просит меня начать.

− Ваша честь, я вызываю директора Агентства по делам детей и семьи Декстера Смида.

Тот выглядит именно так, как может выглядеть человек по имени Декстер Смид. Круглые очки, редкие волосы, сильно накрахмаленная белая рубашка, застегнутая на все пуговицы, коричневый твидовый пиджак и светло — зеленый галстук — бабочка. Приносит присягу и садится на место для свидетеля.

− Мистер Смид, вы когда-нибудь видели Челси Мак-Куэйд? До сегодняшнего дня?

− Нет.

− Когда-нибудь встречались с ней лично, приезжали к ней домой?

− Нет.

− Посылали письма по электронной почте?

Смид откашливается.

− Нет.

Киваю, принимая ответы.

− Вы когда-нибудь беседовали с кем — нибудь из детей Мак-Куэйд?

− Нет.

Встаю из-за стола, выхожу вперед и опираюсь на него.

− И все же посчитали себя вправе изъять детей вопреки рекомендациям социального работника Джанет Моррисон, которая ведет семью Мак-Куэйд? Которая лично навещала и разговаривала с мисс Мак — Куйэд и детьми?

− Да, верно.

− И как же вы принимали решение, мистер Смид?

− Я периодически просматриваю дела всех социальных работников в моем агентстве. Там содержалась вся нужная мне информация. Это моя обязанность — быть ответственным. Решать, кто является надежным опекуном, − смерив взглядом Челси, делает многозначительную паузу, — а кто — нет.

Крышка. Ему крышка. Сделаю сейчас из этого куска дерьма отбивную, на которую даже собака не позарится.

Сдвигаюсь вправо, заслоняя Челси.

− Вашей жене очень повезло, — качаю головой. — У вас просто стальные яйца…

− Ваша честь, — вскакивает адвокат агентства.

Судья гневно смотрит на меня со своего возвышения.

− Этот комментарий обойдется вам в пятьсот долларов, мистер Бекер. Ведите себя подобающе в зале суда, иначе вашему клиенту придется искать себе другого адвоката. Больше предупреждений не будет. Вам ясно?

Большинство судей вообще не понимают шуток.

− Совершенно ясно. Приношу извинения.

Вновь переключаюсь на Смида.

− Вернемся к этому позже. А сейчас, скажите, пожалуйста, вам знакомо имя Кэрри Морган?